"Мертвец в Париже", попытка перевода. Часть 1

[Kerisa]

Название: Мертвец в Париже
Переводчик: Кериса
Бета: пока без беты, а там будет видно
Оригинал: A Dead Man in Paris by foolish_mortal, запрос отправлен
Размер: мини, 5800 слов в оригинале
Пейринг: Немо/Аронакс
Категория: слэш
Рейтинг: PG


Наше возвращение во Францию прошло без осложнений. Поздней норвежской весной, когда таяние льдов позволило торговым кораблям подойти к берегу, мы сели на пароход, который согласился доставить нас в Дюнкерк. Потом мы шли пешком, ехали на овощной тележке и по железной дороге, и вообще пользовались любым другим безопасным видом транспорта, и, наконец, вернулись в Париж. Оказалось, что Париж совсем не изменился за время нашего отсутствия.

Как я и ожидал, наше удивительное воскрешение из мертвых наделало много шума. Я утверждал, что мы выжили, цепляясь за обломки крушения «Авраама Линкольна», а потом нашли убежище в затерянной прибрежной деревушке, пока не появилась возможность вернуться домой. Это была почти правда, и ни Нед, ни Консель не перечили мне. Я уверен, они боялись, что их примут за сумасшедших, если они начнут рассказывать о «Наутилусе» и капитане Немо. Я же боялся, что нам поверят – и попытаются уничтожить «Наутилус».

Я предложил Неду и Конселю несколько недель пожить у меня на квартире в Париже, и мы все трое спали столько времени, сколько могли. Я не думаю, что мы тогда понимали, насколько сильно устали за десять месяцев на борту «Наутилуса». Консель и Нед Ленд начали есть красное мясо, хлеб и вино, как только ступили на твердую землю, возможно, наверстывая те месяцы, когда они были лишены этой привычной еды. Признаюсь, что я успел забыть вкус свежеиспеченного багета или стакана вечернего хереса, но не объедался, как они. И правда, чем больше я ел, тем больше земная еда отталкивала меня – я нашел, что привык к отсутствию кислого привкуса за время странствий с Немо. Должен сказать, моя домоправительница и Консель начали волноваться по поводу моих обеденных порций, а список продуктовых закупок на рынке сократился. Наверно, я тоже должен был начать волноваться, но напротив, я испытал странное чувство отрешенности, когда распорядился сделать на моих брюках талию, и стал тонуть в своих старых ночных рубашках.

«Думаю, я вернусь в Канаду, – заявил Нед Ленд однажды за ужином. – Или в Нью-Йорк. Не обижайтесь, профессор, но я и Париж не слишком хорошо ладим друг с другом».

Я согласился – Нью-Йорк гораздо больше подходит такому человеку, как Нед, однако признаюсь, что сожалел об его отъезде. Теперь только один человек по эту сторону океана был посвящен в нашу тайну – Консель.

«Мм, – сказал я и осторожно почесал под воротником рубашки. Я скучал по мягкому теплу одежды из волокон мидии, от которой мы вынуждены были избавиться перед возвращением к цивилизации. Моя старая одежда стала для меня неудобной – слишком тяжелой, колючей и холодной. – Все в порядке, Нед. Я рад, что ты не потерял вкус к приключениям».

Он прекратил жевать.
«Вы не против, если я задам вопрос?»

Я увидел, что они оба с Конселем смотрят на меня, и положил вилку:
«Я больше не чувствую себя в океане в безопасности».

Я не мог им сказать, как я надеялся и одновременно боялся, что «Наутилус» поднимется из морских волн, чтобы забрать нас, как дьявол пришел за Фаустом.

Консель сказал:
«Если хозяин читал газету, он должен знать, что гигантское морское чудовище никто не видел после затопления «Терпсихоры» в августе прошлого года».

«Прошлого года!»
Что бы это значило? Немо насытил жажду мести в своем сердце или просто стал осторожнее?

«Вот видите, – усмехнулся Нед. – Бояться нечего».

Я снова взялся за вилку. Моя кухарка Инес поняла, что я съем больше, если мне каждый день готовить рыбу, поэтому пока Консель и Нед поглощали запеченную оленину на одной стороне стола, у меня в тарелке был приготовленный на медленном огне лосось. Но это было не то. Ему не хватало восхитительной свежести рыбы, только что пойманной в морских глубинах, хотя Инес, благослови ее Бог, сделала все, что могла.

«Да, но интересно, если капитан Немо…»

Нед чертыхнулся и с грохотом опустил свой нож.
«Проклятье, профессор! Я хотел бы поговорить с Вами один раз и больше ничего не слышать об этом сукином…»

«Нед!» – прервал его Консель.

«Но ты согласен со мной, не так ли?» – Нед повернулся к нему.

Консель отвел взгляд, и я понял, что, независимо от его чувств, он не скажет ни слова против меня. Нед, должно быть, тоже это понял, потому что он бросил салфетку и вылетел из комнаты как ураган. Я знал, что он вернется, и невольно задался вопросом, все ли канадцы так вспыльчивы.

Консель сидел, опустив взгляд в тарелку, и молчал. Я играл со своим бокалом вина и думал, что человек такого изысканного вкуса, как капитан Немо, должен был наслаждаться вкусом вина, когда он еще был, по его словам, жителем земных континентов. Он сказал мне как-то, что учился в Париже, и я задался теперь вопросом, не проводил ли он вечера в кафе с бутылкой прекрасного Chateau Latour, обратив свое лицо к солнцу. Наверно, в качестве мирной жертвы Неду, я передвинул свой нетронутый кусок оленины на другой край стола, поближе к его тарелке.

«Хозяин должен скучать по нему», – пробормотал Консель.

Как при вспышке молнии, я вспомнил, как однажды Консель зашел ко мне поздно вечером с запасным ключом, чтобы забрать забытый зонтик, и застал меня за одним из моих маленьких неосмотрительных проступков. Момент убийственный для нас обоих, но он никогда не напоминал мне о нем, за что я был ему неописуемо благодарен. Общество может прощать мне бесконечную холостяцкую жизнь ввиду моей целеустремленной погруженности в науку, но я сомневаюсь, что оно оправдало бы ее причины.

«Я скучаю по той жизни, – признался я и решился взять кусочек оленины. Она показалась мне плоской и волокнистой у меня во рту, и я поспешно осушил мой бокал. – Мы видели чудеса, Консель! Трудно вернуться обратно к повседневности».

Наш разговор прервался, когда Нед Ленд вернулся за стол и сел на место, опустив плечи.

«Извините, профессор. Вы всегда были ко мне добры, и я не должен был… – он потер заднюю часть шеи. – Я думал, что Вы ненавидели морского дьявола так же, как и мы. Я не хотел вынуждать Вас бежать с «Наутилуса», когда Вы…»

«Нет! – вырвалось у меня до того, как я успел подумать. – Нет, Нед, я не хотел остаться. Я хотел бежать так же, как и вы. Я не мог стоять в стороне и смотреть, как он в своей жажде мести убивает невинных».

«Но сейчас он остановился», – сказал Нед, и взор его был полон решимости.

Я отвел взгляд:
«Я не знаю. Возможно, он просто стал осторожнее в своих действиях».

«Но Вам хотелось бы думать, что он остановился».

Я глотал оставшуюся часть оленины, не чувствуя вкуса.
«Да, хотя бы ради других фрегатов, пересекающих океаны».

«Ах-ха, – Нед взял другую булочку и впился в нее зубами. – Вы знаете, когда Кэт Тендер вышла за другого, я был почти раздавлен. Сидел в четырех стенах, пил все время».

Рот Конселя сжался.
«Нед, я уверен, что хозяин не…»

Я поднял ладонь.
«Нет, Консель, пусть он продолжает. Продолжай, Нед».

Нед заколебался.
«Ну, я представляю, как много значило для Вас наблюдение за океаном, – сказал он. Консель расслабился, и я почувствовал, что и мои собственные опасения оставляют меня. – Я вернулся к работе, занялся делом. Хорошо, когда есть чем заняться».

Нед, бедный простак, думал, что я скучал по «Наутилусу». И только открыв рот, чтобы рассмеяться, я понял, что это не так. Нисколько.
Я никогда не мог полностью привыкнуть к непринужденной роскоши подводного корабля Немо – воистину, чудовищность этой роскоши часто смущала меня. Похоже я чувствовал себя, когда держал в руках жемчужину размером с кокос, выращенную на подводных устричных клумбах. Она становилась ничем не примечательной в комнате, полной ее братьев и сестер.
Нет, я не скучал по «Наутилусу».

Возможно, мелкие человеческие эмоции, такие, как жадность и алчность, теряли смысл в темных загадочных глубинах океана. Глядя на все эти баснословные богатства, я помнил только умеренное чувство научного любопытства, весьма похожее на то чувство, что Немо испытывал к нам. Я пытался быть бесстрастным рядом с Немо, насколько это было возможно, а восхищение простым жемчугом ради его материальной красоты выглядело достойным лишь жителя суши. И я задумался, насколько мое пребывание на «Наутилусе» приучило меня к тому, что я считал жемчужину размером с мою голову (и стоимостью в 500 тысяч франков!) простой вещью.

«Прошу прощения, профессор, я не думал, что…»

Я поднял на него глаза и понял, что Нед воспринял мое молчание как гнев.
«Нет, Нед. Ты прав. Возможно, я действительно вернусь к работе, которой пренебрегал».
Я отставил свою тарелку и промокнул салфеткой рот. «Спасибо».

Тем же вечером я открыл мой экземпляр «Загадок великих океанских глубин» – впервые с тех пор, как вернулся в Париж. Я провел большую часть ночи и раннего утра, внося исправления и замечания, сделанные на основе моих приключений на «Наутилусе». Конечно, остальная часть научного сообщества никогда не увидит эти записи, поскольку неизбежно подвергнет мои сведения сомнению и захочет узнать, как я получил их, но почувствовал себя гораздо спокойнее, когда отложил перо.

Нед Ленд покинул нас через несколько недель. Сначала он отправился в Англию, чтобы встретиться со старым другом, а потом вернулся в Канаду. Я поражался его храбрости, поскольку сам был не в силах так скоро вернуться к океану. Всякий раз, когда я думал об этом, меня охватывали волнение и страх. А еще – чувство вины. Я задавался вопросом, сколько времени потребовалось капитану Нэмо, чтобы понять, что мы бежали.

Я вернулся в свой кабинет в Ботаническом саду и начал так много новых проектов, что хранитель не знал, что со мной делать. Я даже помог с такими унылыми и одиозными задачами, как маркировка и каталогизация, которые обычно доставались студентам. Я стал поздно приходить домой и приобрел привычку к ужасной уличной еде, которую я не ел, даже будучи студентом. Было легче не любить худшую часть парижской кухни, нежели лучшую.
Этого было мало – мне стало беспокойно в Париже. Я, который когда-то был рад сидеть в моем кабинете и каждый день выходил на улицу ровно в 11.50, чтобы пообедать, стал уставать от изучения мутаций каракатицы в аквариуме и от встреч со знакомыми в кафе.

Я снова начал путешествовать, всякий раз удаляясь все дальше и дальше от Франции. Британия, затем Италия, потом Марокко. Потом я вернулся в Америку, чтобы закончить работу, которую я оставил, когда меня позвали на фрегат «Авраам Линкольн». Оказаться на палубе корабля было странно, но не столь пугающе, как я воображал. Напротив, я почувствовал облегчение, а еще странное и жуткое чувство, будто я возвращаюсь домой. И вместе с ним – извращенное удовлетворение. Это меня встревожило. Я не знал, насмехаюсь ли я над Немо или показываю ему, что не боюсь вернуться в океан, который он четко обозначил как свои владения. Он уже сломал Конселя, который пользовался автомобилями и железнодорожными локомотивами везде, где не мог пройти пешком или проехать на велосипеде. Бедный дорогой Консель, я чувствовал себя виноватым перед ним, готовя эти экспедиции. Из чувства долга он следовал за мной, хотя глубоко укоренившийся инстинкт требовал от него никогда не возвращаться в океан. Но, боюсь, ему пришлось смириться с этим, потому что я обнаружил, что не могу оставаться дома в Париже больше, чем на неделю без того, чтобы мне не захотелось уехать снова.

Я был глуп. Мне понадобилось три месяца морских штормов, бессонницы и ужасной консервированной еды, чтобы понять, что плавание через океан меня привлекает больше, чем любое место назначения. Я наслаждался мягкой качкой и свежим соленым воздухом больше, чем своей работой в темных затхлых музеях и библиотеках. И где-то между мелями Норвегии и покупкой моего первого билета на SS Desmarais мне пришло в голову, что я снова хочу встретить его.
Ничего глупее и безрассуднее я не мог придумать. Но мир стал тусклым и плоским после того, как я узнал подводные тайны, а люди были больше не интересны после встречи с таким человеком, как Немо. Я помню, что сказал когда-то, что он никогда не простит нам побега, и думаю, что я был прав. Хотя сердце Немо было с морем, его характер напоминал вулканы тихоокеанских островов. Горячий, беспощадный, обретающий великие формы лишь вместе с прохладным шипением океана. Я не знал, почему я хотел вернуться к нему.

Я не верю в удачу, Бога или дьявола. Жизнь в науке стерла эти суеверия из моей жизни. Я не осуждаю их в духе воинствующего атеизма, потому что они предлагают работу по самоанализу и философии. Я просто слишком занят, чтобы всерьез думать о таких вещах. Я не взываю к Богу, чтобы просить или поносить, и по утрам в воскресенье спокойно сплю под звон церковных колоколов.

Но то, что случилось дальше, точно было делом моей удачи или работой дьявола. Одной холодной и темной ночью, когда я плыл в Австралию на судне «Беркли», меня выдернул из постели звук судового колокола. Первый, кого я услышал, когда вскочил со своей крошечной койки, был молодой матрос, едва старше Конселя, который кричал, что трюм слишком быстро наполняется водой, и они не успевают ее откачивать. Я вспомнил о Конселе и очень порадовался, что внезапный приступ гриппа помешал ему сопровождать меня в этом рейсе.
Судно без предупреждения накренилось, и меня резко швырнуло на перила. Немо, подумал я сразу и внимательно обозрел горизонт, но нигде не увидел знакомого электрического света или водяного смерча, вырывающегося с поверхности воды.

Капитан кричал, чтобы спускали спасательные шлюпки, и на той стороне корабля началась бешеная схватка. Все было слишком знакомо, и я невольно стал искать в толпе старого стрелка с седой бородой с «Авраама Линкольна» и атлетическую фигуру Неда, готовящегося метнуть гарпун. Я вспомнил толпы матросов на мачтах гибнущего безымянного военного корабля в забытой части Атлантики, темные осуждающие глаза женщины и двух детей, смотрящие с тонущего портрета.
Кто-то крикнул, что их лодка может взять еще одного пассажира, и чьи-то руки поспешно схватили меня под руки и швырнули вниз.
Я ясно видел лодку, подошедшую, чтобы встретить меня, и в тот же миг понял, что меня толкнули слишком небрежно, или что я был слишком погружен в болезненные мысли о кораблях-призраках и их последних муках. В следующее мгновенье я ощутил тупую боль во лбу и царапины на корпусе шлюпки от кончиков моих пальцев, а потом погрузился в море, и не было рядом Конселя, чтобы спасти меня. Удар и внезапный прилив ледяной волны вышибли воздух из моих легких, и я ушел под воду.

Я стал достаточно сильным пловцом за время своего пребывания на «Наутилусе», но месяцы недостаточного питания сделали мои мышцы слабыми, а травма головы делала мои движения вялыми. Я боролся с волнами беспорядочными неэффективными движениями, которые только ускоряли мое погружение. Темное дно корабля на поверхности воды выглядело очень далеким, морская соль жгла мне глаза, и я не мог больше держать их открытыми. Коралловая смерть, подумал я. Такая спокойная. Я вспомнил день, когда Немо дал мне оловянную коробочку с последними заказами Людовика XVI к «Компасу» и «Астролябии». Я только надеялся, что буду спать так же мягко и глубоко, как Лаперуз. И как Немо когда-нибудь.
Должно быть, я ударился головой сильнее, чем я думал. Вода вокруг моих глаз была темным пузырем моей собственной крови, жутко напоминая шлемы скафандров, которые я носил множество раз, когда вместе с Немо исследовал склоны потухших вулканов и подводные леса Креспо. Это была моя последняя мысль перед тем, как я потерял сознание.

Продолжение следует.