И британский лев (главы 13-15)

[Kerisa]

Название, пока предварительное: И британский лев
Автор: Кериса
Бета: пока нету
Канон: Ж. Верн «20 000 лье под водой», постканон
Пейринг/Персонажи: профессор Аронакс, Консель, капитан Немо и команда «Наутилуса», ОМП и ОЖП в ассортименте
Категория: преслэш
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: фик содержит сцены курения и употребления легких наркотиков
Примечания: текст является продолжением макси "Колесница Джаганнатха" и миди "Черный тигр, белый орел"

Глава 13

Глава 13

Я решился – и рассказал ему все. Я старался не упускать ни одной подробности – ни про то, что Красновский чувствовал себя обязанным народовольцам, ни про то, что неведомый Старик завлек его призывом продолжить борьбу за освобождение Польши, ни про то, что он считал чертеж торпеды настоящим и не догадывался об истинных планах британцев. Немо слушал меня с каменным лицом, но я всем своим существом чувствовал, как в нем поднимается тяжелый гнев. Однако он не прерывал меня, и я беспрепятственно завершил свой рассказ.
– Вы знали, что Красновский – британский агент, и молчали! – прорычал капитан, когда я наконец умолк. – Следуйте за мной.
Он резко развернулся и направился к люку. Не чуя под собою ног, я отправился следом.
Я думал, что капитан запрет меня на гауптвахте, где уже сидел Красновский, но он прошел дальше – в коридор, потом в библиотеку, и нажал на кнопку у двери, которую я раньше не замечал. Вскоре открылась противоположная дверь, и на пороге библиотеки появился встревоженный Збигнев. Немо отдал приказание на своем языке, в котором я различил имя Тадеуша, и Збигнев ушел.
Я ничего не понимал. Неужели его просто убьют – вот так, без суда и всяких церемоний? И кто – его соотечественник, бывший соратник по революционной борьбе? Я с ужасом смотрел на капитана, но тот делал вид, что не замечает меня. Прошло несколько минут прежде, чем дверь отворилась снова, и в библиотеку вошли Стефан, Эгельт и Андроникос, и, почти сразу – Збигнев, Тадеуш Красновский, Кшиштоф и еще один матрос-поляк – кажется, его звали Януш. У меня немного отлегло от сердца.
Эгельт и Андроникос были мрачны, Стефан – бледен как полотно. Збигнев и Януш выглядели скорее подавленными, и лишь на лице Кшиштофа застыла решимость.
Тадеуш Красновский тоже был бледен, однако никакого смятения я в нем не увидел. Он шел, гордо подняв голову и широко расправив плечи, и я легко себе представил, как он ровно с тем же выражением поднимается на эшафот. Войдя в библиотеку, Красновский сделал несколько шагов навстречу капитану Немо, остановился и с вызовом посмотрел ему в лицо.
– Господин Красновский! Мало того, что вы заманили нас в ловушку, – по-английски начал Немо самым резким тоном. – Мало того, что вы испортили запасы натрия и чуть не погубили «Наутилус». Мало того, что вы покушались на убийство и только чудом не убили господина Аронакса. Вы заключили сделку с неприятелем, вы знали, что Старик – британский агент, вы действовали по наущению британцев и инсценировали спасение господина Аронакса из плена ради того, чтобы обманом проникнуть на «Наутилус». Вы предали его, предали меня, вы предали своих соотечественников.
– Тадеуш, это правда? – тихо спросил Стефан.
Красновский повернулся к помощнику капитана. На его щеках вспыхнули красные пятна, но он не опустил глаз.
– Я знал, что Старик – британский агент, – звенящим голосом ответил он. – Я заключил с ним сделку и разыграл спасение Аронакса, чтобы попасть на «Наутилус», это правда. Но я не действовал по наущению британцев. Я не собирался исполнять условия сделки. Стефан, разве я хоть раз сказал тебе – оставь британцев в покое, давай топить русские корабли? Разве я предлагал тебе убить Даккара? Нет, я говорил и тебе, и ему, и вам всем – беспощадная смерть всем тиранам и всем империям! И Британской, и Российской, и Османской!
– Ты предлагал мне низложить капитана, ты забыл? – нахмурившись, возразил Стефан. – В ночь на семнадцатое октября, сразу после совета! Может, ты забыл и то, что я тебе ответил? Доброе дело не начинают с предательства, правое дело не нуждается во лжи. И ты со мной согласился! А потом взломал хранилище с натрием. Я не знаю, что у тебя в голове, Тадеуш. Надеюсь, ты просто обезумел, а не продал нас британцам.
– Я не продавал вас! – крикнул Красновский. – Можете убить меня, я знаю, что заслужил смерть. Но я вас не продавал!
– Ты и правда заслужил смерть, – холодно заявил Эгельт, глядя тому в глаза. – Причем уже трижды. За попытку бунта, за покушение на убийство капитана, за ложь и работу на наших врагов.
– Не стоит марать руки, – угрюмо возразил Андроникос. – Высадим его на необитаемый остров. Там он точно никого не предаст и не обманет.
– Согласен, – буркнул Збигнев.
– Нет! – воскликнул Красновский. – Лучше убейте!
Я впервые увидел в нем что-то похожее на страх – хотя скорее это было отчаяние. Мне невольно вспомнились его слова о годах, проведенных на каторге: «Гораздо хуже морозов то, что месяцами нет новостей. Как будто вы уже умерли, и ваша душа навеки забыта в пустоте между адом и раем». Этот человек носил свой ад с собой, мог ли он вынести годы одиночества?
– Стойте, подождите, – явно волнуясь, начал Кшиштоф. Он переминался с ноги на ногу и переводил взгляд с капитана Немо на Стефана и обратно. – Пожалуйста, выслушайте меня.
Немо пристально взглянул на него и еле заметно кивнул.
– Тадеуш предал нас, я с этим не спорю. Но он предал нас не из страха или алчности, а из любви к родине. Он слишком увлекся своей мечтой и позволил себя обмануть. Но разве нас ведет не та же мечта? Отомстить угнетателям, заставить тиранов трепетать от ужаса! Помогать тем, кто борется за свободу!
Кшиштоф с трудом перевел дыхание и обвел нас всех тревожным, ищущим взглядом.
– Да, Тадеуш был не прав. Ему надо было сразу все рассказать нам. Он хотел обмануть британцев, а вышло, что британцы обманули его. Он виноват и знает это. Но если мы убьем его – мы сыграем на руку нашим врагам. Они этого и ждут – что мы передеремся, вцепимся друг другу в глотки. Капитан, вы же знаете – они всегда так делали! И у вас, и у нас. Столкнуть маратхов и мусульман, столкнуть белое крыло восстания с красным, заставить индийцев и поляков воевать самим с собой!
Лицо Немо будто окаменело.
– Лучше не поднимайте эту тему, Кшиштоф, – процедил он.
Тот опустил глаза.
– Мы не должны отталкивать от себя своих товарищей, даже тех, кто оступился, – упрямо продолжил великан, глядя в пол. – Пусть Тадеуш не будет плавать с нами, но он еще принесет пользу революционному движению. Я за то, чтобы его отпустить. И не на необитаемый остров, а на берег, откуда он смог бы сам добраться до Польши. Не так много осталось настоящих бойцов, чтобы мы могли обходиться с ними, как с мусором под ногами. Я все.
В библиотеке наступила тишина. Я видел, что речь Кшиштофа произвела на присутствующих сильное впечатление, один Эгельт холодно усмехнулся.
– Предавший однажды предаст и во второй раз. Красновский слишком много знает. Я против того, чтобы его отпускать. Смерть или необитаемый остров, лучше смерть.
– Янек? – спросил Стефан.
– Необитаемый остров, – нехотя ответил тот.
Лицо Красновского залила смертельная бледность. Он смотрел на Стефана, но мне показалось, что он смотрит сквозь него, смотрит в лицо своему старому кошмару. Необитаемый остров страшил его больше смерти! Я мог только догадываться, какие демоны разрывают душу этого человека, когда он остается в одиночестве.
– Ну, а вы что скажете, господин Аронакс? – вдруг произнес капитан Немо.
Вздрогнув, я перевел взгляд на капитана и с удивлением понял, что я не второй подсудимый на этом собрании, а один из судей. Я обвел взглядом присутствующих; все выжидательно смотрели на меня – так, будто мое мнение было решающим.
– Я за то, чтобы отпустить господина Красновского, – твердо ответил я. – Обречь его на годы одиночества на необитаемом острове – все равно, что убить его, только медленно и мучительно. Если Тадеуш живет ради борьбы за освобождение Польши – пусть возвращается и продолжает борьбу. Я думаю, он уже понял, что становиться союзником врага – означает быть обманутым и использованным. Он заманил нас в ловушку, однако мы без потерь вырвались из нее. Силу украшает великодушие. Не нужно мстить тому, кто и так проиграл.
Кшиштоф бросил на меня взгляд, преисполненный горячей благодарности.
– Он может выдать Марсельца, – хмуро возразил Эгельт.
– Как можно выдать того, о ком ничего не знаешь? – с живостью откликнулся Кшиштоф.
– Ты был на веслах в ту ночь.
– И что? Я не найду это место, даже если мне приставят к виску пистолет.
Я не понимал, о ком они говорят – уж не о д`Обиньи ли?
– Даже если мы отпустим Тадеуша, необходимо, чтобы он посидел под замком до тех пор, пока мы не заберем пассажиров и не доберемся до мастерской, – сказал Стефан. – Может, поручим это Николя? – он обернулся к капитану.
Немо ответил ему долгим взглядом, который я не смог прочитать.
– Я еще не принял решение, – холодно заявил он, наконец. – Эгельт, Збигнев, отведите господина Красновского обратно на гауптвахту.
Я молча смотрел, как они уходят – Красновский, сохраняющий гордый вид, но показавшийся мне вдруг очень усталым, невозмутимый Эгельт, взъерошенный Збигнев. Вслед за ними из библиотеки вышли Кшиштоф и Януш. Я уже собрался было последовать их примеру, как услышал слова капитана Немо:
– Господин Аронакс, пожалуйста, останьтесь.

Глава 14

Глава 14

Я вернулся к столу, на котором еще лежала расстеленная карта Стамбула.
– Господин Аронакс, расскажите Стефану все то, что рассказали мне, – по-английски произнес Немо.
Я повторил свой рассказ, стараясь ничего не упустить. Бобровский молчал, не глядя на меня. Я чувствовал, что мои слова ранят его, что ему больно слышать подтверждение того, во что он долго не хотел верить. И когда я закончил, в библиотеке надолго воцарилось молчание.
– Каким будет твое решение, Стефан? – наконец спросил капитан.
Тот покачал головой.
– Я должен с ним поговорить. С глазу на глаз.
– Что ж.
Бобровский вышел из библиотеки, и мы с капитаном Немо остались вдвоем.
Я видел, что капитан больше не гневается. Он выглядел задумчивым и опечаленным, и я с тревогой спрашивал себя, чем вызвана эта печаль – уж не предчувствием ли боли, которую он причинит своему помощнику справедливым, но жестоким приговором?
– Вы простили его, не так ли? – вдруг спросил Немо, искоса глянув на меня.
– Да, капитан.
– А если бы ему удалось меня убить, вы его тоже простили бы?
Кровь отлила у меня от сердца.
– Если бы он убил вас – нет, не простил бы.
– И решили бы, что он достоин смерти?
– Смерть за смерть. Да.
– Однако от меня вы ждете милосердия, – не то спросил, не то просто заметил Немо.
Я опустил глаза на карту Стамбула, на голубую трещину Босфора, надвое рассекшую этот древний город. На русле пролива еще можно было различить полустершиеся карандашные пометки, которые я оставил прошлым утром.
– Я не жду от вас милосердия, господин Даккар, но всем сердцем надеюсь на него. Для многих членов вашей команды Тадеуш Красновский – хоть и оступившийся, но товарищ, и его гибель ляжет трещиной между ними и вами. Даже если они смолчат и признают вашу правоту.
– Значит, вы вступились за Красновского не ради него самого, а ради единства команды «Наутилуса»? – спросил капитан.
– И ради него самого, и ради единства команды, и ради вас… Мне будет больно, если вы возьмете на душу и эту смерть.
Немо горько усмехнулся и в задумчивости скрестил руки на груди.
Прошло еще несколько минут прежде, чем дверь отворилась, и в библиотеку вошел Стефан. Он был бледен, но спокоен, я видел, что он принял решение.
– Тадеуш просит убить его, но не оставлять на необитаемом острове, – по-английски произнес помощник капитана. – Я же прошу отпустить его. Он хочет вернуться в Польшу и продолжить борьбу. Он сказал, что не враг нам, и я ему верю. Я за него ручаюсь.
– Ты уже ручался за него, Стефан, – холодно заметил Немо.
– Что ж, рискну головой и поручусь еще раз, – спокойно отозвался Бобровский. – Тадеуш сказал, даже если мы будем просто плавать по морям и собирать ракушки, для дела мировой революции это будет лучше, чем если нас утопят или захватят. Пока мы есть, мы грозное напоминание всем деспотам, что они не всесильны, это его слова. Я знаю, он говорил искренне.
Немо прошелся по библиотеке в глубоких раздумьях.
– Что он знает про господина д`Обиньи?
– Ничего. Я ему не говорил ни слова, остальным ничего не известно.
– Он может назвать координаты мастерской.
– Не точнее, чем это сделал Нед Ленд, – ответил Стефан, покосившись на меня. – И думаю, нам в любом случае пора уходить оттуда. Британцы во второй раз терпят неудачу, пытаясь нас захватить, но я уверен, они на этом не остановятся. Когда мы заберем Ишвари и Конселя, у них останется лишь одна зацепка, но зато верная. В Канарском архипелаге не так много островов.
– Да… еще одна ловушка, – прошептал капитан. – Надо, чтобы мы добрались до мастерской раньше, чем Тадеуш Красновский окажется на свободе.
– Значит, ты отпускаешь его?
– Да.
Я почувствовал облегчение, которое трудно описать словами.
– Мы можем поручить его Иоаннидису и его людям… скажем, на пару недель, – предложил Стефан. – С тем, чтобы потом они высадили его в Порто Кагио или в Мармари.
– Хорошо, пусть будет так.
– Я скажу Кнуду, чтобы он взял курс на Крит.
И Стефан вышел из библиотеки.
Немо проводил его взглядом, потом повернулся ко мне и вдруг мягко улыбнулся.
– Не желаете ли сигару, господин Аронакс?
Я не курил уже много месяцев, но сейчас, наверно, выглядел так, будто сигара мне и правда не помешает.
– Не откажусь, спасибо.
Капитан снял с полки и протянул мне изящный портсигар из темного дерева, в котором лежали золотистые сигары, скрученные из мягких листьев особого вида водорослей, содержащих никотин. Сигары капитана Немо отличались необычным изысканным вкусом, а их дым неизменно успокаивал даже человека, находящегося в сильной тревоге. Признаюсь, после них вкус самого лучшего гаванского табака казался мне резким и грубым – и это была одна из причин, по которой я бросил курить.
Я раскурил сигару у светильника и глубоко затянулся. Ароматный дым всколыхнул во мне воспоминания трехлетней давности – как я разглядывал чертежи «Наутилуса» и зачарованно слушал объяснения капитана Немо. Со второй затяжкой по нервам прошла знакомая теплая волна, стирающая тревожное напряжение последних недель. Наверно, с непривычки действие морского табака показалось мне сильнее обычного. Я присел на один из диванов, выпустил аккуратное кольцо дыма и покосился на капитана. Тот держал сигару в руке, не зажигая ее, и внимательно смотрел на меня.
– Профессор, я не устаю благодарить судьбу за то, что она три года назад привела вас на мой корабль, – мягко произнес Немо.
Меня бросило в жар. Голос капитана был бархатным, но в глазах было что-то кошачье – с похожим выражением кот, припав к земле, следит за бантиком на веревочке. Я растерялся… но потом понял, что моя извращенная природа снова играет со мной злую шутку. Я напомнил себе, что помог вернуть капитану Ишвари и что он лишь выражает благодарность, естественную в такой ситуации.
– Вы очень добры, – тихо ответил я. – Однако в последний раз я принес с собой одно беспокойство.
– Это не ваша вина.
– Отчасти и моя. Я ведь довольно долго подозревал Тадеуша… но потом все равно поверил ему.
– Это не ваша вина, профессор. С разведкой Британской империи вам было не совладать, что бы вы ни делали.
– Однако если бы я отказался от идеи вернуться на «Наутилус», не ответил бы на ваше письмо, они не смогли бы вас достать. Они не знали места встречи, – сказал я.
Немо, наконец, тоже закурил сигару и опустился на диван подле меня.
– Так вы всерьез думали о том, чтобы не возвращаться на «Наутилус»? А сейчас – жалеете, что вернулись?
Мне явно требовалась новая затяжка, и я снова глубоко затянулся, надеясь, что капитан не заметит дрожи в моих пальцах.
– Когда мы были в ловушке, и я боялся, что вы убьете себя – да, я всем сердцем жалел, что не остался в Париже. Я привел врага на борт «Наутилуса», я навел британцев на ваш след. Я ночь за ночью думал, что ради своей… ради любви к морю и ради счастья изучать океан вместе с вами я погубил вас и всю вашу команду. Знаю, это были пустые сожаления, ибо никто из нас не знает будущего, но мы не всегда властны над своими мыслями.
Немо накрыл мою ладонь своей, и я вздрогнул так сильно, что пепел с сигары упал мне на брюки.
– Успокойтесь, профессор, – мягко произнес он. – Все уже позади.
Его ладонь была теплой, уверенной и твердой.
Я чувствовал, что у меня пылает не только лицо, но и уши. Я в ужасе подумал о том, как нелепо я выгляжу и что капитан может подумать обо мне. Лучше уж показаться трусом, чем… тем, кем я являлся.
Я забрал у него руку, резко встал и сделал несколько шагов к столу с картой.
– Прошу меня извинить, господин Даккар, нервы совсем расшатались, – сказал я, не оборачиваясь. – Я не воин, я действительно очень боялся. Наверно, боюсь и сейчас.
Немо промолчал, и я понял, что мне понадобятся все мои силы, чтобы снова посмотреть ему в лицо. Кровь шумела у меня в ушах, и немного кружилась голова – то ли от сигары, то ли от усталости, то ли от застарелого нервного напряжения.
Прошло несколько минут. Огонек сигары дотлел до моих пальцев, и я бросил окурок в пепельницу. Только после этого я заставил себя обернуться.
Капитан пристально смотрел на меня, и на губах его играла легкая полуулыбка, а в глазах мерцал дьявольский огонек. Я ждал, что он скажет что-нибудь ироническое, возможно, даже убийственно-саркастическое, но вместо этого услышал слова, произнесенные самым мягким тоном:
– Пьер, вы один из самых храбрых людей, которых я знаю. И вы не должны извиняться, это мне стоит извиниться перед вами. Я обещал вам кругосветное подводное путешествие, обещал показать самые удивительные страницы книги подводного мира, а вместо этого вам пришлось принимать участие в военной операции.
– Это не ваша вина, – тихо ответил я, невольно повторяя его слова.
– Однако я не отказываюсь от своих обещаний. Вы еще увидите то, чего не видел никто из ваших коллег. Море еще откроет вам свои секреты.
Немо поднялся с дивана, слегка поклонился мне, прощаясь, и вышел через дверь, ведущую в салон.

Глава 15

Глава 15

На следующее утро после позднего завтрака я пришел в салон. Стальные створки, закрывающие хрустальные окна, оказались распахнуты – впервые за множество дней. Я бросился к иллюминатору. Яркие солнечные лучи пронизывали чистейшие воды Средиземного моря, освещая пространство вокруг субмарины не хуже прожектора. «Наутилус» шел на глубине около тридцати метров над неровным каменистым дном, глубокими трещинами рассеченным на огромные угловатые глыбы. Когда-то здесь бушевали потоки лавы и падали вулканические бомбы, и море кипело в противоборстве с жаром земных недр. Теперь на черных валунах теснились многочисленные моллюски, губки и кораллы, расцвечивая поверхность камня волшебным ковром.
Я взглянул на карту, на которой Стефан ежедневно отмечал наше местоположение, и сверился с показаниями приборов. «Наутилус» шел на запад вдоль северного побережья Крита. Обрывистые крутые склоны этого гористого острова продолжались и под водой – глядя в левый иллюминатор, я видел постепенно поднимающееся дно – будто огромные неровные ступени, вырубленные семейством великанов. В правом иллюминаторе сияла густая синева – здесь глубина резко увеличивалась, и дно терялось во мгле.
Субмарина шла вдоль берега со скоростью около десяти узлов, и нас сопровождало множество рыб. Я видел стройных серебристых кефалей, стремительных полосатых тунцов с мощным обтекаемым телом, пеламид с темными спинами и тонкими серыми полосами на белых боках. Между расщелин ныряли медлительные желтохвостые губаны с ярко-красными плавниками и яркими синими точками на темном массивном теле. Поодаль я заметил несколько небольших серых акул – те предпочитали держаться от «Наутилуса» на безопасном расстоянии.
Я провел у иллюминатора несколько часов, наслаждаясь изменчивыми картинами подводного мира. Прозрачные воды и низкая скорость субмарины позволяли любоваться сменяющими друг друга видами и подмечать множество деталей. Огромные каменные глыбы сменялись чистейшим песком, а затем снова нагромождением глыб. Я видел осьминогов, прячущихся в щели при нашем приближении, разноцветных губок, напоминающие кувшины, заросли красных кораллов; обломки кораблекрушений – остовы давно затонувших кораблей, обросшие водорослями. Наконец, воды вокруг нас постепенно начали темнеть, и «Наутилус» поднялся ближе к поверхности. Теперь субмарина шла совсем медленно, будто рулевой отыскивал некое место или дожидался подходящего момента.
Вскоре слева открылся проход, и мы повернули к югу. Вокруг разом потемнело – я понял, что высокие гористые берега закрыли от нас заходящее солнце. Потом в густой синеве зажегся ослепительный свет – «Наутилус» включил прожектор. Электрическое сияние озарило неровное песчаное дно, усеянное валунами, обломками раковин и обрывками рыбачьих сетей, стаи рыб в страхе метнулись прочь – и прожектор погас. Потом снова вспыхнул и снова погас. Моторы заглохли, и субмарина мягко опустилась на дно на глубине около пятнадцати метров.
В какую потаенную бухту мы зашли, чтобы высадить Красновского? Я не мог этого определить.
Вскоре я услышал характерный стук, сопровождающий отделение спасательной шлюпки, и снова все стихло. Я ждал, напряженно прислушиваясь. Синева за иллюминатором медленно угасала, в салоне сгущался сумрак. Сквозь мягкий плеск фонтана смутно пробивались другие звуки – топот ног, обрывки голосов. Вдруг раздалось резкое дребезжание электрического звонка, и, почти сразу – свист насосов, откачивающих воду из балластных цистерн. Через минуту легкая качка возвестила, что «Наутилус» всплыл на поверхность.
Преисполненный любопытства, я поспешил подняться на палубу.
Как оказалось, ночь еще не вступила в свои права – солнце только садилось, и на верхушках высоких прибрежных скал еще горел оранжевый отблеск заката. Мы стояли в небольшой бухте шириной не больше мили. Из вод залива поднимались крутые каменистые склоны – безлесные, голые, покрытые кое-где чахлой растительностью. Западный берег был погружен в глубокую тень и казался неприступным, на востоке скалы немного отступали от воды, открывая узкую полоску пляжа.
Оглядевшись, я увидел шлюпку, идущую к нам от восточного берега. На веслах сидели шестеро матросов с «Наутилуса», но кроме них я разглядел троих мужчин в просторных черных одеждах. По-всей видимости, это и были люди Иоаннидиса, о которых упоминал Стефан.
Через несколько минут шлюпка ткнулась в борт субмарины, и критяне выбрались на палубу «Наутилуса» с ловкостью и уверенностью людей, делающих это не в первый раз. Все трое были одеты в черные просторные штаны, заправленные в высокие сапоги, длинные черные жилеты и рубахи навыпуск, перехваченные на талии широкими красными кушаками. На поясе у каждого висело по паре кинжалов. Платки на их головах, повязанные на пиратский манер, завершали разбойничий облик наших гостей.
Я смотрел на них во все глаза, но ни один из критян не обратил на меня ни малейшего внимания. Старший из мужчин обнялся с Андроникосом и почтительно поклонился капитану Немо, затем они оживленно заговорили по-новогречески.
Вскоре на палубу поднялись Стефан, Кшиштоф и Тадеуш Красновский. Критянин смерил Тадеуша оценивающим взглядом, кивнул и произнес еще несколько слов. Красновский держался спокойно и уверенно – он окинул быстрым цепким взглядом бухту и своих будущих сторожей, потом посмотрел на меня, на капитана Немо, на Стефана – не кланяясь, не извиняясь, но будто стараясь навсегда сохранить нас в памяти. Кшиштоф что-то сказал ему по-польски, тот кивнул, а потом шагнул к критянам и протянул им сложенные вместе руки, как бы предлагая наложить на себя путы. Старший критянин насмешливо улыбнулся и отрицательно качнул головой, а потом жестом указал на шлюпку. Больше не оглядываясь на нас, Красновский запрыгнул в лодку.
Я смотрел, как он уплывает – человек, казавшийся мне то врагом, то другом, то снова врагом. Кем он был на самом деле? И куда приведет его судьба? Пытаясь мысленно заглянуть в будущее, я не видел для Тадеуша спокойной жизни и мирной старости. Огонь, пылавший у него в душе, был обречен сжечь его дотла. Я не сомневался, что он сумеет добраться до Польши и что русский царь обретет в его лице упорного и беспощадного врага. Закончит ли Красновский свои дни на эшафоте, сгниет ли в тюремной камере, или ему посчастливится погибнуть в бою?
Через четверть часа шлюпка вернулась, и я спустился вниз, в свою каюту. На душе у меня было легко и спокойно – впервые за много недель. Я чувствовал, что мы победили – не только полковника Спенсера с его изощренными интригами, не только британскую военную машину, но и самих себя. И вторая победа виделась мне много драгоценнее первой. Команда «Наутилуса» прошла искушение бунтом, но сохранила верность капитану Немо. Стефан не предал его, не предали и матросы. Капитан Немо смог смирить мстительную ярость в своей душе и все-таки отпустил Красновского. А я? Разве я не шагнул в пропасть, доверив капитану жизнь Тадеуша и свою совесть?
Я слушал мягкое урчание моторов «Наутилуса» и тихий плеск морских вод, струящихся вокруг корпуса субмарины, и эти звуки наполняли меня ощущением простора и счастья. Подводный корабль больше не казался мне холодной и неумолимой машиной, в нем словно билось сердце, и мое сердце билось вместе с ним. Я больше не был чужим здесь, не был случайным пленником, прикованным к борту одной лишь силой обстоятельств. Будущее лежало в тумане, я не знал, что принесет завтрашний день, но для меня не было ничего желанней и правильнее, чем находиться именно здесь и сейчас.

Конец